О войне и любви: Письма домой (декабрь 1942-го)

Великая Отечественная война была и остается в нашей памяти войной освободительной, народной, священной. Различные горе-историки, прозападные политики и обезумевшие неонацисты пытаются переписать ход событий, извратить правду. Но, мы помним и знаем о том героизме, который показал наш народ в этой войне. Лучший способ не дать этим лжеученым переписать историю — публиковать свидетельства очевидцев, современников, участников тех трагических событий.

С согласия родственников «Хорошая газета» продолжает публиковать письма домой одного из миллионов наших солдат, не вернувшихся с войны. Письмо гвардии лейтенанта, командира эскадрильи 33-го штурмового авиаполка — письмо к близким и родным…

«Здравствуй, милая Ксенюся!

Письмо, которое ты писала, 8.11.42 я получил 11.12.42, оно шло 1 месяц и 3 дня. Ксенюся, милая, дорогая, ты не получала от меня 1.5 месяца письма, потому что ты 21 день ехала, и в этом же поезде, а может быть в заде идущем, шло мое письмо, первое письмо, и естественно, что ты его не могла получить. После первого письма, ты должна получать мои письма через 5–7 дней и реже, как через 10 дней, срока не будет, ибо я пишу тебе все время.

Ксенюся, очень и очень обиделся я на твою маму! Ведь у меня мамы нету, и когда я подружился с тобой, я считал, что твоя мама заменит мне мою маму, но теперь я понял. Что я глубоко ошибся. Нетрудно убедиться в этом и тебе. Когда ты была около меня, мама все время плакала и жаловалась, что скучает о тебе. Я понял ее материнские чувства и сделал все, чтобы ты была с ней вместе… А теперь, когда ты приехала к маме, она старается внушить твое недоверие ко мне. Почему это так? Потому, что я ей не по душе. Таких отзывов о себе, какие внушает тебе мама, я не слыхал ни от одного, знающего меня, человека. Да, мама добилась того, что я тебя отправил за 10 тысяч километров от себя. А теперь она решает другую задачу — внушить тебе недоверие и тогда она освободиться от меня полностью. Федя гуляет. Погуляла бы твоя мама под пулями и снарядами, я бы посмотрел, как ее самочувствие! Если бы я знал о ее намерениях раньше, то я никогда и ни за что не отпустил туда тебя и уверяю тебя, что жила бы ты не хуже. Здесь я допустил ошибку. Но на ошибках, говорят, учимся.

Ксеник, моя ты ласточка, ты не хотела тоже далеко от меня уезжать, ты, наверное, тоже чувствовала эти неприятности своим нежным благородным сердцем. Но ничего. Одна афера удалась, другая, надеюсь, не удастся. Ты со мной прожила 3 года и лучше знаешь, чем кто-либо другой, а потому никакой человек не должен на тебя повлиять и внушить тебе недоверие ко мне. Я буду надеяться на тебя в этом отношении.

Ксенюся, когда я тебя провожал, у меня было сомнение в том, что ты не заведешь знакомство в Комсомольске и мало помалу забудешь обо мне. Но я успокаивал себя тем, что там, дескать, будет мама, она не должна позволить своей дочери такие вещи. Но теперь я вижу, что мама не только может сдерживать. А наоборот, толкать тебя на такие вещи, о чем ты мне уже и сообщила.

Ксенюся! Тяжело мне после этого письма, но сейчас я ничего не могу сделать. Кроме того, что попрошу тебя, моя радость, чтобы ты никогда не думала обо мне плохого и никому не верила, и чтобы не обращала внимания на клевету. Делай, как я. Мне тоже часто говорят: ты, мол, скромничаешь, а твоя жена там не теряется. Я отвечаю, что моя жена не такая, как ваша и я за нее уверен.»

Шел декабрь 1942-го…