Виктор Панов: «Невозможного нет!»

Многие считают его жестким, скандальным, одиозным, талантливым, сильным руководителем… Все это — правда. Правда и то, что он создал свой театр — а это удается не каждому режиссеру. Он — Виктор Панов. В мае Виктору Петровичу исполнится 70 лет. Если честно, мы были рады, когда он смог найти в своем графике немного времени для общения с нами. Итак, Виктор Панов — о себе, театре, культуре, политике и многом другом…

— Если оглянуться назад то, что в своей жизни вы считаете главным из сделанного, и что вы еще не сделали?

— Если говорить что я сделал в этой жизни, если ответить коротко, то я сделал и сделаю то, что я хотел и хочу. Такая «мулька» ходит среди хороших людей, извините за нескромность, что: для меня невозможного нет. Единственное, часто сталкивался с подтверждением французской поговорки — «справедливость не отменяется, справедливость откладывается». Действительно многие вещи, которые я хотел бы сделать — могли бы быть сделаны раньше, но, в связи с тем, что были очень большие сопротивления — приходилось откладывать.

Но, если говорить конкретно, сделал я пятерых детей. Дети мои нарожали мне внуков. Внуки нарожали мне правнуков. Поэтому я богатый человек в этом отношении. Я создал театр в самые трудные времена — коммунистические, когда я был вообще запрещенным человеком. Достаточно сказать, что лет 12—15 я был невыездным, ни за границу, никуда. Поэтому, когда мы закончим реконструкцию в театре, где-то у меня будет висеть портрет Михаила Сергеевича Горбачева — потому что когда он пришел, мы стали много ездить по миру. Правда, тоже были проблемы. Как будто ждали они этого дела, приглашений было очень много, но как всегда конверт приходил распечатанный и в день начала фестиваля и т. д. Я хотел и сделал один из ведущих хотя бы в Европе фестиваль уличных театров. Поразительное дело — у нас этого не понимают. Никто не понимает. Только жители ходят, ждут, звонят... Зато когда выезжаешь за границу — там принимают как действительно сильную творческую личность. Я сделал второй фестиваль — фестиваль «Европейская весна». В этом году он пройдет с 1 по 6 мая. Я закончил театральное училище имени Щукина — одно из лучших в мире театральных учебных заведений. Всего не перечислишь…

Я не сделал все, что хотел. Я пока не сделал объявленный конкурс на проект здания Молодежного театра — в самый разгар конкурса с театра снимают деньги. Четыре солиднейших фирмы приняли в этом участие. Это было еще до кризиса. С этим делом я буду разбираться. Потому что нельзя «культуру резать» при любом кризисе. Потому что мы без конца будем в кризисах. Я все равно добьюсь — Молодежный театр здесь будет.

Можно много говорить о молодежи, программки писать всякие. Странно много «трещать» о молодежи, и не сделать физического доказательства — не построить театра для молодежи. У нас нет места, где она могла бы развиваться, совершенствоваться, а не только развлекаться. У нас есть все, что угодно для растления молодежи в городе, множество ночных баров, а вот чтобы интеллектуальную молодежь где-то растить — этого нет.

— Организация фестиваля «Уличных театров» постоянно сталкивается с проблемой финансирования. Не возникало желания уехать в какой-нибудь другой город, где с этим было бы меньше проблем.

— Предложений было очень много по этому поводу. Именно этот фестиваль целиком предлагали перевезти. Приезжали люди от Стерлигова, лет 10—12 назад, и говорили, что он (Стерлигов) хочет этот фестиваль купить у вас полностью и проводить его в Сочи, на огромном пароходе. Я ответил: «ребята, пускай он лучше сюда пригонит пароход». Честно говоря, эти предложения были с некоторой степенью угрозы, с намеками на инвалидную коляску. Но, к моему счастью или несчастью, здесь тогда формировался «криминал» — и как ни странно, некоторые из них — выходцы из моего «гнезда». Я был вынужден их привлечь, они с этими ребятами поговорили — они уехали.

Предлагали мне полностью переехать и работать в Слуцке, в Германии, в Москве, во Франции, в Америке — дарили театр!

А в 2003 году наш театр внесли в список 149 лучших театров мира. Попасть в такой список — событие.

Я придерживаюсь такой позиции: лучше быть первым парнем на деревне, где родился — там и пригодился. В Москве, когда я закончил Щукинское училище — мне предлагали работу в четырех театрах, я отказался. Я вообще не понимаю, что люди делают в Москве. Москва — это гнуснейший город, гнуснейший. И в Питере. Там жить нельзя, ни в том, ни в другом. Многие архангелогородцы стремятся туда, посидят на заднем плане в кино и считают себя артистами. Там все гниют, почти все. Были у нас здесь хорошие дикторы на телевидении, уехали туда — не видно, не слышно. Есть Лена Панова, моя дочь, слава Богу активно снимается в кино, работает во МХАТе, но это исключение. Из моего театра много кто уехал — но сейчас никого не видно и не слышно. Поэтому лучше здесь. И фестиваль будет здесь.

— Актер, «человек искусства» априори оппозиционен к власти в России — такой шаблон сложился в массовом сознании, вы поддерживаете эту позицию?

— Мне кажется, что это не правильно. Что значит оппозиционные к власти? Великие слова были сказаны Владимиром Семеновичем Высоцким, после очередного «разбора», когда ему опять запретили концерты, он пришел в театр и сказал: «у нас есть единственный выход, их — не замечать». Вот и все.

Меня выгнали из пионеров. Я уронил бюст Сталина, бюст вождя в 23-ей школе. Великий директор Дитятев Василий Георгиевич, как сейчас помню его хромовые сапоги, гимнастерка, портупея, красавец мужчина, на всю жизнь запомнил скрип его сапог по коридору и вопрос — «Кто уронил бюст вождя?» Это было страшно. Но меня никто не выдал.

Это было страшно — исключение из пионеров. Тем более я — внук репрессированных. Мой дед был мощнейший «кулак». Матери не дали учиться дальше восьмого класса. Можно себе представить какое напряжение было дома, когда узнали, что сына выгнали из пионеров. Я это хорошо помню…

Этот Сталин… У нас в семье ждали, когда он сдохнет. Помню как мой дядька, Илья Кузьмич Матасов, когда пришел с фронта весь избитый, израненный, как выпьет… в общем, Сталина далеко не все любили.

В комсомоле я побыл, наверное, полгода. Я не мог понять: почему надо платить взносы, ходить куда-то? А в партию — ни у кого не пришло в голову меня позвать, и к счастью. Потом уже, звали в разные партии. Но я сказал: если никогда не был, то и не буду. Потому что это рамки, шоры.

Один из моих знакомых врачей как-то показал мне список-задание — кого отправить в психушку. Но меня спасало то, что у одной двоюродной сестры муж был секретарем Обкома партии — Борис Сергеевич Нечаев, у другой был заместителем Генерального прокурора СССР — Руденко. И как только меня арестовывали, они как-то узнавали — и меня отпускали.

Быть выгнанным из пионеров, побыть немножко в комсомоле и не быть в партии — это было опасно. А потом, извините, я создал театр — сколько мне не давали ходу. Не присуждали «народного». А руководитель театра должен был быть коммунистом, но я отказывался. Был конфликт, не конкретно с партией, а с этой идеологией. У меня не было ни одного незапрещенного спектакля, даже ставить Писахова мне запрещали.

Но, когда началась эта «фигня» после перестройки, царство небесное Володе Резицкому, мы первые с ним сказали — «мы хотим цензуры». Потому то, что сейчас происходит еще страшнее — смотрите какая «шваль» идет со всех экранов, газет. Невозможно! Ленинская идея «Кто был ничем, тот станет всем» — осуществилась.

Журналисты, о театре пишут — читать смешно. В лучшем случае пересказывают содержание. Начинаешь разговаривать, называть известные в театральном мире фамилии — глаза мутнеют, потому что не знают. И такие же артисты приходят. Посмотрите: на экранах артистов нет. Где, такие как Ульянов, Яковлев, Борисов, Юрский, дай Бог ему здоровья. Сейчас растет что-то другое, они не называются актерами — но вот кто они пока не известно. Но, слава Богу, сейчас кризис, это все полетит…

Не надо бороться с властью. Я сторонник того, что мы зависим от власти — потому что мы на бюджете. Но я не хочу зависеть от ее настроения, если у меня утвержден бюджет — я всегда добьюсь полного его исполнения.

— В связи с кризисом, в театры стали ходить меньше?

— Спад ощущается везде. Если не врать, то в театр ходят плохо и в Архангельске в том числе.

Я не боюсь говорить и настаиваю, как член Совета при губернаторе, как театральный деятель, что надо что-то менять в мертвом совершенно театре имени Ломоносова. Ведь театр мертвый, потому что театр, в котором нет репертуарной политики — мертв. Случайный набор пьес. Они все хвастаются, что у них аншлаги и т. д. Но у меня сын учится в школе, в восьмом классе — приносят билеты и попробуй не купи, но моего Степу не трогают, видимо знают — кто я, боятся. Я своим говорю: туда ходить не надо, это абсолютно точно. Если вы не хотите испортить нюх — туда ходить не надо. Дай Бог, если там появится новый директор, новый художественный руководитель.

Недавно была передача о Георгии Товстоногове. У него зал давал концепцию — надо отвечать на чаяния народа, не на желания, а на чаяния — чем внутри человек живет.

У нас в театре всего 80 мест, аншлаги. Мы ставим по четыре-пять дополнительных спектаклей ежемесячно. Но будем играть спектакли и требующие большой сцены — в Доме офицеров, но не больше двух в месяц и тогда 500 человек всегда соберем. Сейчас должна быть другая политика, многое, что нужно менять в театре, особенно в условиях кризиса...