Сказ о том, как царь Иван думу боярскую выбирал

Глава первая — закоперщица очумелая

В тридевятом царстве, тридевятом государстве правил царь Иван, всем царям царь. Правил мудро и народ его любил, а царство росло и крепло. И узнал как-то царь, что на самом краю его владений неправда творится, бояре мзду берут и народ ропщет. И послал тогда Иван в ту волость на кормление нового воеводу Мишку Филина, чтобы разобрался и порядок навел, а старого воеводу отправил в изгнание — горе мыкать. Прибыл Филин в новую вотчину, кликнул подручных верных, и начали они волость к рукам прибирать да народ в чувство приводить, посулами умасливать.

Долго ли коротко ли сказка сказывается да не скоро дело делается. Года не прошло, опять стал глупый народ роптать, царю в столицу челом бить, мол, злобствуют новые дворяне ничуть не меньше прежних, казну волостную еще боле транжирят, посулы не исполняют. Прогневался царь на воеводу нового и призвал его пред очи свои светлые в стольный город. Да только Филин не прост был, давно на государевой службе обретался, ни одни сапоги истоптал, ни одну лошадь казенную изъездил, в общем, сказался Мишка больным. Дескать, пока хворь не одолею, не в силах я царь-батюшка к тебе ехать.

Однако царь ждать не стал, а вскорости прибыл сам со свитой своей в северную вотчину. Воевода встретил Ивана пышно, дороги цветами усыпал, ковры расстелил, столбы придорожные покрасил, винился много, и дал ему царь еще один шанс.

Шепнули Мишке на ухо люди близкие из свиты государевой — скоро народ у тебя бояр думских выбирать будет, ты смотри, чтоб бояр неугодных, да вольнодумцев там всяких в думе той не оказалось, а не то не сносить тебе головы бедовой.

Задумался воевода, ближников своих позвал, стали они сообща думу думать. Три дня и три ночи думали, а на четвертый надумали. Призвал к себе воевода сынка своего старшего и поставил смотрящим за всеми правдоискателями, дав наказ ему строгий — семейный интерес блюсти. На места же поставил опричников лютых, бакланов голодных, которые должны всех неугодных до смерти заклевывать и ходу не давать.

Бояре ж местные то же сложа руки не сидели, встречи тайные между собой устраивали, места будущие загодя делили. Ворон белых, что ни к одной стае не прибились, из мыслей своих темных выкинули. Старший боярин Кожемяка молодых дворян своих необстрелянных с острова отозвал и в логово к волкам лютым на съедение бросил, зато волки те, стольником Черным ведомые, щенят своих не пожалели, из логова на 8 день куда глаза глядят прогнали и отдали свите кожемякиной на поругание. Младшие братья Кожемякины справедливости требовали, жалились прилюдно, мол, старший брат их обижает, людей верных ни во что не ставит, били челом главному опричнику по кличке Ферзь, да только знали все, что уговор такой со старшим братом заранее был, да в усы посмеивались. Бояре Красные бросились в крайности всех под свои знамена звать, да только клич не услышан был, и пришли к ним только стар да млад, а опытные воины все по дружинам другим рассыпались.

Тем временем воины стойкие, после бакланьих клювов духом не павшие, приходили правду искать в суды местные. Судьи строгие неподкупные, что бы решение принять верное с волостным судом совещалися, тот — с опричниками воеводиными, и вершился суд скорый неправедный, сыпались наземь головы смелые. В первый раз недорубленных со второго приканчивали…

Глава вторая — злая

Но не все воины вольные честь свою соблюли, нашлись овцы паршивые, лизоблюды поганые, от меча опричного пощаду вымолив, побежали служить недавним гонителям за кусок пирога обещанный.

Ферзь тем временем в столицу съездил, отчитался перед тамошними опричниками, а народу, что б не роптал, приврал, как водится для красного словца, и все довольны остались.

А еще бакланы кожемякины какую штуку удумали, что бы неожиданности паче чаяния не случилось — не взяли самоотвод кандидаты прочие, не сорвали б выборы, каждый из банды единой себе по девке продажной взял в напарницы. Даже если все сбегут, она останется, и состоятся выборы «народные». А ежели народ-сутьян не явится за бояр нужных голосовать, то и тут не беда, позаботились о том загодя, отменили лимиты явочные, а своих, мол, всегда приведем без сомнения, отдадут голоса как велено.

А для тех, кто придет «против всех» кричать, укорот найдут — отнимут право законное, протестное право всегдащнее. Так и загнали народ в ловушку расставленную, заманили в силки хитрые. Сидят, руки потирают, посмеиваются: «Нет у вас выбора, никуда, дескать, не денетесь…»

To be continued…